Эксклюзия и дуальность. Заметки о европейской традиции

Smierc Polarstern

Европейская традиция наделена несколькими качествами, принципиально отличающими ее ото всяких других систем, равно как и от универсальной Традиции вообще, позволяя говорить не только об особенности пути западной цивилизации, но и об особой метафизике, лежащей в ее основаниях. Для западного, европейского мировоззрения изначально характерен подчеркнутый эксклюзивизм, проявляющийся на разных уровнях еще со времен классической Античности — но в целом имеющий разнородные идейные истоки, восходящие по меньшей мере к трем культурным субстратам — греческому, римскому и иудейскому. Каждый из которых отличается своими особенными эксклюзивистскими установками различной метафизической глубины и напряжения — и в крайних проявлениях переходящими в жесткие бинарные оппозиции и системы градаций («расизм»).

Дифференциация жизненного мира по принципу «свой/чужой», «истинный/ложный» является фундаментальным качеством всякого традиционного общества вообще, позволяя сохранять стойкую структуру и линию преемственности, однако на Западе это явление приобретает исключительный характер — европейский эксклюзивизм не столько охранительного толка, сколько экспансивно-отрицательный, логически подразумевающий переход от неприятия к наступлению и исправлению «ложного» во внешней реальности. Этика Нового времени укоренена в метафизике Нового времени, которая, в свою очередь, является определенной аномалией Традиции — впервые явно или скрыто утверждая ценности подлинно трансцендентального характера.

Примечательной чертой западного расизма является не столько противопоставление разных культур в качестве неких эталонных средоточий миропорядка (оппозиция эллины vs. варвары, напоминающая сходные установки древнеегипетской, персидской, китайской и др. цивилизаций), сколько его религиозно-метафизические обоснования («духовный» расизм всякого дуалистического мышления: противопоставленность язычникам, гиликам, «неверным», «великому сброду», «сынам Тьмы»). Последнее тесно связано с уникальным для Традиции взглядом на реальность, отрицательной метафизикой, опрокидывающей профанное время и профанное пространство как «ошибку» — и наделяющим его носителей статусом «избранных», вершителей высшей воли, исполнителей трансцендентного предначертания.

Подобное позиционирование зыждется на четырех «китах» западной эксклюзивности — в первую очередь, на a) онтологическом дуализме, предполагающем картину, в которой тварный мир есть либо «ошибка», «случайное отклонение», либо неизбежное несовершенство изначального замысла. Как следствие, в конце времен этот мир будет уничтожен за «прегрешения и отступления» или исправлен — «искуплен от грехов». Тема долженствования, соответственно, придает уникальный статус временности, который мы именуем b) хроно-дуализмом — восприятием вечности через призму эсхатологической линейной длительности — «священной истории». Ее опыт исключителен и неповторим, а приобщенность к священному времени единобожия выводит его носителей из круга «дурной бесконечности», наполняя отрезок личного существования трансцендентным смыслом, высшим назначением.

Определение общины, народа или цивилизации через качество «избранности» восходит к идее исключительного знания, гнозиса, данного через божественное Откровение пророкам и запечатленного в Священном Писании. Само слово «qadosh», употребляемое в Ветхом Завете для определения «святости», «священности» — буквально означает «отделенность», «исключенность». Разотождествление истинного знания о мире и его цели — и знания ложного, языческого — утверждает фундаментальный гносеологический разрыв в теле традиционных учений — c) гносеологический дуализм, проявляющийся не только в разграничении смыслов, но и формы их ретрансляции. Боговдохновенный характер писаний «избранных» придает священный статус языкам Откровения — арабскому и ивриту, которые предстают в качестве языков, на которых Господь пишет подлинную, эталонную реальность, и на которых человеку низводится знанием о Единственном. Таким образом приобщенность к гнозису делает «избранные» народы или общины не только носителями, но и распространителями знания о лучше мире, истинном Боге и идеальном образце, на который человек призван ориентироваться.

Это подчеркивает особенный статус человека, а именно человека верующего и знающего — в отношении как мира и населяющих его существ (богов, ангелов, джиннов), так и остального человечества, лишенного либо отбросившего свет истины («неверные»), впервые в опыте Традиции создавая прецедент негативного расизма двойного толка. Принципы d) антропоцентризма и антропологического дуализма закладывают основания не только всякого будущего расизма относительно «других», но и всеобщее представление, согласно которому эталонный человек есть смысл мира, мера вещей, венец истории и вершина творения. Тогда как в эпоху Просвещения, после «смерти Бога» человек закономерно присваивает себе корону — Царя Мира и единственного двигателя истории.

Исключительный статус человека в европейской традиции зыждется на краеугольных камнях западной цивилизации: сочетании экспансивной воли и творческого разума, противопоставляющих активного и обособленного субъекта внешней реальности, познаваемой с недоверием, удостоверяемой в личном опыте и изменяемой с решимостью абсолютного долженствования. Рационалистский скептицизм греков, умноженный на веру-волю иудеев — есть сумма западного духа, сумрак Традиции, подрываемой изнутри. Измерить все разумом, подчинить все волей — категорический императив западноевропейского человечества, объединившего наследие иудео-христианской и римско-эллинистической эпохи. В свою очередь, история падения Запада — есть летопись расщепления связки воли и разума, в которых европейский дух обретает собственное измерение свободы.

Первый поворот на пути распада отмечен уже в Позднем Средневековье, когда разум всецело подчиняется религиозной догме, становясь подручным инструментом веры (философия как «служанка теологии»), которая к тому времени сама лишилась свободы полета, равно как и свободы утверждения (лезвие Инквизиции). В последующие века подобное положение выливается в обратную, но одинаково ущербную реакцию эмансипированного разума, со времени Ренессанса и Просвещения нивелировавшего значение волюнтарно-иррационального, пассионарного бытия — сам принцип «чуда» как высшей необходимости и способа преодоления профанной действительности. Как следствие, созидательный, критический разум постепенно низводится до уровня расщепляющего рассудка, аналитики, лишенной артистического измерения — первый шаг на пути нигилизма, который мы можем понимать не только как воление Ничто, но, и в некотором роде, как определенное (sic) без-волие. Теряя веру как мотив и трансцендентальное обоснование, разум таким образом лишается смысла, телеологического измерения и всякого возможного долженствования.

Тем не менее, даже распад рацио-волюнтарной картины бытия не затронул эксклюзивизма Европы — исказив его, однако, до пародийной неузнаваемости. Как коперниканский поворот ничего не изменил в антропоцентристском мироощущении западного человека («Après nous le déluge»), так и геноновско-шпенглеровский исторический релятивизм не поколебал ощущения исключительности западного пути, что подтверждается хотя бы тем, что эксклюзивистское мировидение модерна не было устранено не только после подчинения новых культур (Великие Географические Открытия), но даже в познании новых вселенных. «Бремя белого человека» видоизменяется: из бремени верующего (Средневековье) и мыслящего (Новое время) в бремя свободного (Великое Смешение) — но, как и прежде, сохраняет эксклюзивистский настрой, указывая на мессианский характер европейского миропонимания.

Традиция также знает дуальность и разнородные формы дифференциации, однако она не знает безусловной нетерпимости, в виду чего мы можем утверждать, что в теории Традиция, в некотором смысле, является подлинной толерантностью: приятием всего в его уникальности и неповторимости, отведение всему законного, но строго обусловленного места в иерархии Бытия. Таким образом следует отличать 1) интегральный (структурный) расизм, присущий традиционным обществам (по принципу кастово-иерархической градации), и представляющий из себя «закрытый» расизм элит — от иных форм оппозиций, свойственных Новому времени и эпохе последнего смешения. В противоположность принципу градации Единого, присущему всякой имманентной метафизике, модерновое сознание, исходя из жесткого противопоставления Этого и Иного, выражается в 2) линейном расизме, иначе говоря: в открытом расизме общин, «избранных», где «открытость» означает возможность индоктринации, перехода из одного лагеря в другой по факту приятия нового знания и отречения от старого.

Новое знание, Новая Метафизика модерна впервые подводят к особой форме дистинкции, которая, с одной стороны, видимо легко преодолевается на уровне прозелитизма, но с другой стороны демонстрирует исключительную нетерпимость вплоть до насильственного перевоспитания или искоренения носителей отличного сознания. Если Традиция принимает, но различает в себе, то Новое время, метафизическое исчисление которого мы ведем с эпохи становления гностико-христианского вероучения как первичного синтеза прото-западной иудео-эллинистической культуры — принципиально не принимает, и различает вне себя. Модерн есть универсализация человечества по абстрактному высшему образцу — как долженствование измышленного, что в религиозную эпоху реализуется посредством христианской и исламской индоктринации, а позднее — как либерально-атеистический прозелитизм Просвещения.

Великое Смешение, идущее вслед за Великим Обновлением, метафизически утверждается в форме 3) фундаментального расизма — как принципа выравнивания-универсализации по нижней планке, уровню элементарного тождества — иначе говоря, он есть открытый расизм масс, до уровня которых опускается любой интеллектуальный и общественный дискурс. В высшем смысле мы говорим о философии хаоса, отрицающей какие-либо устойчивые структуры, смыслы и необходимость как модус воплощения активной свободы-для — и взамен постулирующей всеобщую пассивную свободу-от, завуалированную объектность, ибо смешение как стирание границ есть не только неприятие высших образцов, но и всякой подлинной уникальности (особости, обособленности — i.e. субъектности). Выравнивание по среднему или нижнему уровню фундаментальной общности в последние времена становится вариантом эксклюзивизма-деструкции, кастрирующего и растворяющего солярные лучи на Прокрустовом ложе Хаоса.

 

Ноябрь 2014

* Ранее не публиковалось

 

 

 

 

 

G+