К чему музыка в скудные времена?

Smierc Polarstern

 

«Как смертные способны петь? Отталкиваясь от чего,
песнь поется? До какой точки она проникает в бездну?»

(Мартин Хайдеггер, «Лесные тропы»)

 

«...И петь в скудный наш век — для чего?», — вопрошает немецкий поэт-романтик XIX века Фридрих Гельдерлин. После Второй Мировой войны его вопрошание повторят немецкий философ Мартин Хайдеггер: «К чему поэты в скудные времена?» — «Wozu Dichter in durftiger Zeit?»

Хайдеггер отвечает: «Мировая эпоха, у которой нет основания, подвешена в бездне. Представить себе, что в скудные времена еще возможен поворот, мы можем, только если допустить, что мир снова коснется основания, но это значит, что изменение курса возможно, исключительно отправляясь от бездны. В мировую эпоху ночи мира ночь мира должна быть испытана и выставлена на созерцание. Для этого необходимы те, кто достигнет дна бездны».

Итак, поэзия, понятая в широком смысле — как проникновение в сущность творения, в сущность сотворенного — есть способ отворения мира, раскрытия его сущности, которая скрыта за «решеткой» языка, за «решеткой» разума, за «решеткой» сознания. Поэзия есть врата в бессознательное, поэзия через слово указывает на бессловесное, невысказанное, невыразимое в языке.

Что есть слово, помимо его смысла? Слово есть звук, вибрация, чистое — и осязаемое — волеизъявление. Мы не только и не столько слушаем, но и слышим язык. Мы не только и не столько понимаем слово, но и внимаем слову. Слово поет, слово ритмично, слово — музыкально.

«Что такое звук?», — двадцатью годами после Хайдеггера вопрошает американский композитор, пионер экспериментальной шумовой музыки Джон Кейдж. Звук — это все. Звук — это и есть музыка. Все, что звучит, все, что раскрывает скрытые ритмы Бытия, все, что говорит языком звука — музыкально. Звук — это Бытие. Всякий звук — это музыка. А всякая музыка — это лик Бытия.

Поэзия и музыка в единстве мысли и чувства раскрывают сущность Бытия, сущность реальности, позволяя поэту прикоснуться к невыразимому, прожить и пропустить его через себя. В слове и в звуке становится частью Бытия. Ибо тишины не существует, все живое звучит, молчание есть смерть.

 

* * *

 

Рассуждая о культуре металла, культуре рок-н-ролла, Варг Викернес указывает на темную сущность, лежащую в ее основании — на упадочность «громкой музыки». На упадочность самого «черного металла», на негритянские корни всякого рок-н-ролла. Прав ли он? — Безусловно.

Что есть Черный Металл, как не музыка черных времен — как не само звучание Железного века? Межвоенный и послевоенный период XX века — время окончательного разрушения традиционного порядка и торжества нигилизма. Время, которое немецкий мыслитель Эрнст Юнгер назвал приближением к «нулевой отметке» истории.

Разрушение Традиции, отворение врат Хаоса, вхождение в сумерки времен — изменяют и нас. Мы принимаем Тьму как инициатическое испытание, мы бросаем вызов демоническому — и сами одеваем демонические маски, как это делали наши предки перед Солнцеворотом во Вселенскую Ночь. Ныне космическая Ночь, прежде наступавшая лишь раз в году, распространилась на весь год и на все годы, оно стала всеобъятна.

С наступлением Ночи стираются знакомые очертания реальности, стираются контуры предметности, изменяется мизансцена — а вместе с ней Ночь изменяет восприятие и чувственность. Классическое искусство угасло вместе с нашей способностью понимать его, внимать ему — как поникший Свет, оно удалилось со сцены. Традиционную и классическую музыку Запада сменили музыкальный авангард, Rock’n’Roll и неритмическая музыка глубин. Эпоха после Первой и Второй Мировой войны — это время, когда рождается новое искусство и новый мелодизм.

 

* * *

 

Новая музыка нисходит от высоких тональностей к низким ритмам, дабы затем преодолеть и сам ритм — и выпрямится в чистое звучание. Неслучайно изначальный Black Metal — музыка неритмическая, его первичное «сырое» звучание — представляет из себя гитарный Ambient, шум, в котором даже удары создают аритмическую «стену звука». Ритм, который в обычной музыке размеряет, измеряет, упорядочивает — в Черном Металле может ускоряться настолько, что сами колебания превращаются в прямую волну.

Гипердинамический Black Metal и аритмический Drone с разных полюсов, но в равной степени приближают музыку к чистой тональности. К примитивным, элементарным основаниям звука. Выход за рамки крайне низких и крайне высоких частот — это попытка преодолеть диапозон естественного человеческого восприятия. Это облачение в демонические ризы — не только метафорическое, через маски, но и телесное, через погружение в нечеловеческую тональность. Музыка смерти, Death Metal, темный Ambient и роковой Drone, а в наибольшей степени Черный Металл — погружают в сферу, Рене Геноном именуемую «инфрачеловеческим».

Magnum opus, «делание в черном» превращает музыкального адепта в черного мага, черного волхва, взывающего к смерти в ее различных ликах. «Что падает, то нужно еще толкнуть!», — провозглашает великий европейский нигилист Фридрих Ницше, призывая к крушению всех и всяческих идолов. Отождествление с силами зла в Черном Металле становится средством активного — и разрушительного освобождения. Формула Юлиуса Эволы «Оседлать тигра» означает: проникнуться разрушительной силой Тигра, отождествиться с нею, не отождеставляясь. Дабы за маской Смерти сама Смерть не различила себя.

 

* * *

 

Черный Металл — не олимпийская, но титаническая, а временами и хтоническая музыка. Через нее мы углубляемся в бездны подсознания — и через преодоление формы высвобождаем движущие силы сознания. Разрушение становится творческим процессом, деконструкция музыки становится ее высшим смыслом и приближением к сути — поэзии.

Подобно труженикам в подземных кузницах Вулкана, подкапывающихся под само основание, под Почву Бытия — мы приближаемся к «нулевой точке» всякого искусства, преодолевая формы, отвергая устойчивость, превращая в искусство само оскудение. В «скудные времена» и через искусство «скудного времени» мы приближаемся к подлинному основанию — Ничто.

Осознанное приближение к эпицентру, отождествление с гибелью — и есть тем, что оберегает от гибели. «Від мору, пане, не рятується той, хто тікає. Найліпший спосіб сховатися — наблизитися до нещастя», — говорит герой повести Валерия Шевчука «Мор». Bal macabre, «пир во время чумы» — единственный оберег от смерти.

Разрушая границы и нарушая порядок сознания, поэзия очищает семя от скорлупы старых форм и приближает к чистому опыту творения, искусства, первичному чувству возвышенного. Потому что опыт чистого творения в действительности есть опыт чистого разрушения. Преображая ветхое, темная музыка становится ключом, отворяющим Бездну, в которой заложен краеугольный камень обновленного Бытия. Этот камень — утвержденное Ничто, в котором творчество и разрушение тождественны.

Black Metal, в кантовском понимании — музыка не «прекрасная», но «возвышенная». Ей соответствует позиция активного нигилизма, противопоставляющая себя пассивному нигилизму популярной культуры масс. Его амбиция — «обрести» смерть, символически и чувственно отождествиться с разрушением, обратить смерть в музыкальный опыт — опыт темных красок и разрушительных вибраций. Опыт, невыразимый в пластических искусствах — но лишь в искусстве динамическом, укорененном во времени как актуальном модусе смерти.

Деградация пластических искусств в XX веке при одновременном углублении искусств динамических (музыка, театр, кинематограф) указывает на новый характер реальности, в которой место статической Вечности занимает ускоряющееся Время. Время сумерков, сгущающее краски, стирающее контуры и нарушающее обыденный порядок вещей.

Черное Делание строится на необходимости и неизбежности разрушения. Активный нигилизм освобождает от страха смерти (перемен) и, опустошая — расчищает пространство для нового века. Пожиная серпом старую музыкульную культуру, доводя до абсолютного предела ее деструктивные тенденции (не-музыки не-человеческого), Black Metal раскрывает почву для новой культуры, нового Восхода, нового Света.

Темная музыка является частью великой мистерии смерти и воскресения, и неслучайно философия Черного Искусства парадоксальным образом балансирует на границе Традиции (язычество и национализм) — и Революции (сатанизм и нигилизм). Само определение «ортодоксии» в Черном Металле связано с субверсией и преодолением световой Традиции, ее отрицанием, так как миссия апокалиптических всадников — не сеять, но жать, подводить итог свершенному.

Всадник, поэт Темного века, седлает адских лошадей, настигает Смерть, дабы Смерть не настигла его. Его песня отражает реальность, ускоряет реальность, поэт всегда идет на шаг впереди, воспевая Смерть — и словом опережая Смерть, оставляя ее дыхание за плечами. И когда, пожав все плоды, утихает буря и умолкает сама Смерть — поэт снимает маску и произносит последнее Слово. Первое слово Творца.

 

Декабрь 2016

* Ранее не публиковалось

 

 

 

 

 

G+